Первые детские воспоминания или когда начинается жизнь? Почему я так мало помню свое детство, а мои первые воспоминания начинаются лет с пяти? Уверены, вас тоже мучает этот вопрос Кто автор воспоминания начавшиеся с небольшой ряби

Иллюстрация В. Аникина

Очень кратко

Умственно отсталому человеку делают операцию по повышению интеллекта. Он становится гением, но эффект от операции недолог: герой теряет разум и оказывается в приюте.

Повествование ведётся от первого лица и составлено из отчётов, написанных главным героем.

32-летний умственно отсталый Чарли Гордон живёт в Нью-Йорке и работает уборщиком в частной пекарне, куда его устроил дядя. Своих родителей и младшую сестру он почти не помнит. Чарли ходит в спецшколу, где учительница Алиса Кинниан учит его читать и писать.

Однажды мисс Кинниан приводит его к профессору Немуру и доктору Штраусу. Они проводят эксперимент по повышению интеллекта, и им нужен доброволец. Мисс Кинниан предлагает кандидатуру Чарли, самого способного ученика её группы. Чарли с детства мечтает стать умным и охотно соглашается, хотя эксперимент связан с рискованной операцией. Психиатр и нейрохирург Штраус велит ему записывать свои мысли и ощущения в виде отчётов. В первых отчётах Чарли много ошибок.

Чарли начинает проходить стандартные психологические тесты, но у него ничего не получается. Чарли боится, что не подойдёт профессору. Гордон знакомится с мышью Элджерноном, которому уже сделали операцию. Подопытные наперегонки проходят лабиринт, и Элджернон каждый раз оказывается быстрее.

Седьмого марта Чарли делают операцию. Некоторое время ничего не происходит. Он продолжает работать в пекарне и уже не верит, что станет умным. Работники пекарни издеваются над Чарли, но тот ничего не понимает, и смеётся вместе с теми, кого считает друзьями. Об операции он никому не рассказывает, и каждый день ходит в лабораторию делать тесты. 29 марта Чарли впервые проходит лабиринт быстрее Элджернона. Мисс Кинниан начинает заниматься с ним индивидуально.

1 апреля работники пекарни решают подшутить над Чарли и заставляют его включить тестосмеситель. Неожиданно у Чарли получается, и хозяин повышает его в должности. Постепенно Чарли начинает понимать, что для «друзей» он всего лишь клоун, над которым можно безнаказанно и зло пошутить.

Он вспоминает самые обидные случаи, ожесточается и перестаёт доверять людям. Доктор Штраус проводит с Чарли сеансы психотерапии. Хотя интеллект Гордона и повышается, о себе он знает очень мало и в эмоциональном плане всё ещё остаётся ребёнком.

Прошлое Чарли, раньше скрытое от него, начинает проясняться.

К концу апреля Чарли меняется настолько, что работники пекарни начинают относиться к нему подозрительно и враждебно. Чарли вспоминает о своей матери. Она не хотела признавать, что её сын родился умственно отсталым, била мальчика, заставляла учиться в обычной школе. Отец Чарли безуспешно пытался защитить сына.

Чарли влюблён в свою бывшую учительницу Алису Кинниан. Она совсем не так стара, как казалось Чарли до операции. Алиса младше его, и он начинает неумелые ухаживания. Мысль об отношениях с женщиной приводит Чарли в ужас. Виной этому мать, которая боялась, что её умственно отсталый сын причинит зло младшей сестре. Она вбила мальчику в голову, что к женщинам прикасаться нельзя. Чарли изменился, но засевший в подсознании запрет всё ещё действует.

Чарли замечает, что старший повар пекарни обкрадывает хозяина. Чарли предупреждает его, угрожая рассказать хозяину, воровство прекращается, но отношения портятся окончательно. Это первое важное решение, принятое Чарли самостоятельно. Он учится доверять себе. К принятию решения Чарли подталкивает Алиса. Он признаётся ей в любви, но она понимает, что время таких отношений ещё не наступило.

Хозяин пекарни был другом дяди, обещал заботиться о Чарли и выполнил своё обещание. Однако теперь Чарли странно изменился, рабочие боятся его и грозятся уволиться, если Чарли останется. Хозяин просит его уйти. Чарли пытается поговорить с бывшими друзьями, но те ненавидят дурачка, который вдруг стал умнее их всех.

Чарли не работает уже две недели. Он пробует спастись от одиночества в объятиях Алисы, но у них ничего не выходит. Гордон словно видит себя и Алису со стороны, глазами прежнего Чарли, который приходит в ужас и не позволяет им окончательно сблизиться. Гордон вспоминает, как сестра ненавидела и стыдилась его.

Чарли становится всё умнее. Вскоре окружающие перестают его понимать. Из-за этого он ссорится с Алисой - та чувствует себя рядом с ним полной дурой. Чарли отдаляется ото всех, кого знал, и погружается в учёбу.

10 июня профессор Немур и доктор Штраус вылетают на медицинский симпозиум в Чикаго. Главными «экспонатами» на этом крупном мероприятии станут Чарли и мышь Элджернон. В самолёте Чарли вспоминает, как мать безрезультатно пыталась вылечить его, сделать умнее. Она потратила почти все семейные сбережения, на которые отец, продавец парикмахерского оборудования, хотел открыть собственную парикмахерскую. Мать оставила Чарли в покое, родив ещё раз и доказав, что способна иметь здоровых детей. Чарли же мечтал превратиться в нормального человека, чтобы мать наконец-то полюбила его.

На симпозиуме Чарли обнаруживает такие обширные знания и высокий интеллект, что профессора и академики бледнеют на его фоне. Это не мешает профессору Немуру называть его «своим созданием» приравнивая Чарли к мыши Элджернону. Профессор уверен, что до операции Чарли был «пустой оболочкой» и не существовал как личность. Многие считают Чарли надменным и нетерпимым, но он просто не может найти своё место в жизни. На докладе, посвящённом операции по повышению интеллекта Гордон чувствует себя подопытным животным. В знак протеста он выпускает Элджернона из клетки, потом первым находит его и улетает домой.

В Нью-Йорке Гордон видит газету с фотографией матери и сестры. Он вспоминает, как мать заставила отца отвезти его в приют. После рождения здоровой дочери умственно отсталый сын вызывал в ней лишь отвращение.

Чарли снимает четырёхкомнатную меблированную квартиру недалеко от библиотеки. В одной из комнат он устраивает трёхмерный лабиринт для Элджернона. О своём местонахождении Чарли не сообщает даже Алисе Кинниган. Вскоре он знакомится с соседкой - свободной художницей. Чтобы избавиться от одиночества и убедиться в своей способности быть с женщиной Чарли вступает с соседкой в связь. Прежний Чарли не мешает отношениям, поскольку эта женщина ему безразлична, он только наблюдает за происходящим со стороны.

Чарли находит отца, который развёлся с женой и открыл парикмахерский салон в бедном квартале. Он не узнаёт сына, а тот не решается открыться. Гордон обнаруживает, что сильно выпив, он превращается в умственно отсталого Чарли. Алкоголь выпускает на свободу его подсознание, которое всё ещё не догнало стремительно растущий IQ.

Теперь Чарли старается не напиваться. Он подолгу гуляет, заходит в кафе. Однажды он видит, как официант, умственно отсталый парень, роняет поднос с тарелками, и посетители начинают над ним потешаться.

Это побуждает Гордона продолжить научную деятельность, чтобы принести пользу таким людям. Приняв решение, он встречается с Алисой. Он объясняет, что любит её, но между ними встаёт маленький мальчик Чарли, который боится женщин, потому что мама била его.

Чарли начинает работать в лаборатории. У него нет времени на любовницу, и она от него уходит. У Элджернона начинаются непонятные приступы агрессии. Временами он не может пройти свой лабиринт. Чарли относит мышь в лабораторию. Он спрашивает профессора Немура, что они собирались делать с ним в случае неудачи. Оказалось, что для Чарли предназначалось место в государственной социальной школе и лечебнице «Уоррен». Гордон посещает это заведение, чтобы знать, что его ждёт.

Элджернону становится хуже, он отказывается от еды. Чарли же достигает пика умственной активности.

26 августа Гордон находит ошибку в расчётах профессора Немура. Чарли понимает, что вскоре у него начнётся умственная регрессия, такая же, как и у Элджернона. 15 сентября Элджернон умирает. Чарли хоронит его на заднем дворе. 22 сентября Гордон навещает свою мать и сестру. Он обнаруживает, что у матери старческий маразм. Сестре тяжело с ней, она рада, что Чарли их нашёл. Сестра не подозревала, что мать избавилась от Чарли ради неё. Гордон обещает помогать им, пока сможет.

IQ Гордона стремительно снижается, он становится забывчивым. Книги, раньше любимые, теперь ему непонятны. К Гордону приходит Алиса. На этот раз прежний Чарли не препятствует их любви. Она остаётся на несколько недель, ухаживает за Чарли. Вскоре он прогоняет Алису - она напоминает ему о способностях, которые нельзя вернуть. В отчётах, которые по-прежнему пишет Чарли, появляется всё больше ошибок. В конце концов они становятся такими же, как и до операции.

20 ноября Чарли возвращается в пекарню. Работники, которые раньше издевались над ним, теперь опекают и защищают его. Однако Чарли ещё помнит, что был умным. Он не хочет, чтобы его жалели, и отправляется в «Уоррен». Он пишет прощальное письмо мисс Кинниан, в котором просит положить цветы на могилку Элджернона.

Сегодня на сайте Много.ру в разделе интерактивной викторины "Цитата дня" прозвучал такой интересный вопрос: "Воспоминания, начавшиеся с небольшой ряби, захлестывают меня десятибалльным штормом?"

Кому же может принадлежать эта фраза, и кто автор этих слов?

Предложенные варианты ответов:

Рэй Бредберри - известнейший американский писатель, автор экранизированного произведения «451 градус по Фаренгейту». В своей жизни создал более восьмисот различных произведений, в том числе сказок, стихов, поэм и так далее.

Эрих Мария Ремарк - величайший немецкий писатель, один из авторов так называемого "потерянного поколения" наряду с Эрнестом Хэмингуэем и Ричардом Олдингтоном. Известен как автор романа «На Западном фронте без перемен».

Дэниел Киз - американский писатель и филолог.Ушел из жизни совсем недавно, в 2014 году. Известен по роману «Цветы для Элджернона». По нему была снята картина "Чарли", за главную роль в которой актер Клифф Робертсон получил премию "Оскар". Работал профессором художественной литературы в Университете Огайо, получил звание почетного профессора.

  • Именно Дэниелу Кизу принадлежит а вторство этих строк из вопроса викторины, и это и будет правильный ответ, за который вы получите 5 баллов.
В моё распоряжение попал уникальный документ. Эти воспоминания о своём детстве, юности написал Николай Криворог - человек, который родился и вырос в Киеве, пережил войну, оккупацию. Несмотря на свой почтенный возраст, он, освоив работу на компьютере сам (!) напечатал этот текст - мне осталось лишь внести некоторые правки, перед тем, как представить его вниманию своих читателей. Текст довольно велик и я разбил его на несколько частей, назвав этот цикл "Воспоминания Киевлянина"...

Одна из первых бомб упала в наш двор.Осколком этой бомбы заклинило нашу входную дверь. Все всполошились и мы никак не могли выйти из нашей квартиры. Но потом, соседи вместе с дворником, открыли топором нашу дверь и мы вышли во двор. Все закричали что началась война. Люди которые были на улице, а это были люди с повязками на рукавах и с сумками для противогазов через плечо, повели нас через дорогу в дом № 12, где находилось бомбоубежище. Что происходило дальше я не помню и как все закончилось в это время я не знаю.

В дальнейшие дни, когда не было бомбежек, люди ходили по разрушенным домам и собирали деревянные вещи для отопления печей. Моя бабушка сказала чтобы я тоже нашел что-нибудь деревянное для топки нашей печи. И я нашел небольшую деревянную оконную раму и притащил ее домой. Бабушка была не очень довольна моей находкой, но все-таки оставила ее дома.

Когда немцы вошли в город, мы остались в нашем доме всей семьей. Отец мой в то время не был взят на войну т.к. он имел «белый билет» как инвалид с детства. У него была какая-то паталогия с позвоночником. В то время почти все люди, которые жили в нашем доме, остались в городе. Отец мой в те времена работал кочегаром в бане на Печерске. Вспоминается случай когда я шел на работу к отцу. Дорога была, а точнее тропинка от Бессарабки на Печерск на современную ул. Московскую по «собачьей тропе», мы называли эту дорогу просто «собачкой». Когда я дошел до бани то увидел, как по параллельной улице шла колонна наших военнопленных в сопровождении немецких конвойных. И вдруг какая-то женщина подбежала к одному из пленных и ухватила его за руку. Она была в слезах и конвойный вытащил его из колоны и женщина с этим парнем ушли. Вот такой странный случай мне пришлось увидеть.

Я не знаю, как были устроены остальные жители нашего дома, но помню что ассирийцы работали сапожниками и чистильщиками обуви на вокзале и на углах улиц. Рядом с нашим домом был красивый пятиэтажный дом, он сохранился до настоящего времени.

В те времена в нем жили гражданские немцы, так называемые «фольксдойч». Был случай, когда из этого дома вышел мальчик лет примерно шести- семи с ранцем за спиной. Мы некоторое время смотрели друг на друга и я никак не мог понять, зачем у этого мальчика за спиной ранец. Но потом, спустя много лет я понял, что это был немецкий школьник.

Очевидно в Киеве были школы для немецких детей, которые приехали в Киев с родителями. В те времена отец мой часто брал меня с собой на футбол. Вход был свободный. Мы смотрели матчи между немцами и мадьярами (венграми). Большую часть матчей выигривали мадьяры.

Вспоминается случай, когда игрок немецкой команды принимал мяч наголову, мяч лопнул и остался на голове. Все трибуны довольно долго смеялись. На трибунах были офицеры с обоих сторон- немецкие и мадьярские. Однажды был случай, когда болельщики, офицеры тех и других, переругались и началась сильная драка. Все повскакивали и стали и стали бежать в сторону Жилянской улицы. Чем все закончилось я не знаю, но помню такой эпизод.

Обычно по окончании матча между немцами и мадьярами, зрители выходили на поле и делились на две равные команды и играли между собой. Мой отец тоже иногда участвовал в этих соревнованиях. Иногда я сам ходил на стадион, мне в то время было уже шесть лет, и я видел тренировки наших футболистов, которые приходили с ул. Прозоровской, ныне Эспланадная. Стоял я сзади ворот которые с бессарабской стороны и помню высокого кучерявого вратаря. С годами я выяснил что это был вратарь Киевского «Динамо» Трусевич. Матч смерти, который наша команда играла с немцами, я не видел и даже не знал о нем.

Однажды я видел, как немецкий офицер бежал за каким-то парнем по ул.Мало- Васильковской от Бессарабки к ул. Саксаганского, и какой-то встречный велосипедист подставил ножку этому парню и его схватили. По какой причине его схватили я не знаю. Другой случай был недалеко от нашего дома, гражданский человек убегал а за ним бежал немец и стрелял. Но этот человек старался бежать зигзагом, чтобы в него не попала пуля. Но как закончился этот эпизод я уже не видел.

Вспоминается случай, когда я утром залез на один из наших сараев, которые стояли по всему периметру нашего двора, и видел как в другом дворе, который был виден с этого сарая, ходил человек в майке по кругу и махал руками и делал непонятные мне движения всем телом. Я никак не мог понять, зачем он ходит по кругу и размахивает руками. Со временем, когда я был уже совсем взрослым я понял, что этот человек просто делал утреннюю зарядку.Конечно это был немец но в штатском.

И конечно же не могу не описать случай ужасный, о котором мне рассказали родители. У брата моего отца по дедушке, т.е. по отцу моего отца, была жена еврейка, звали ее Двойра, по-русски Вера. У них было двое детей, Леня и Вова, мои двоюродные братья. И вот когда был издан указ о том, чтобы все евреи собрались в определенном месте, жена моего дяди хотела взять с собой детей. Бабушка, мать моего отца, категорически не разрешила ей брать детей с собой. Доходило до скандалов, но бабушка все-таки настояла на своем. Она сказала, если хочеш иди сама, а детей не дам. Вот таким образом, мои два двоюродных были спасены, а их мать так и погибла в Бабьем Яру.

Все это мне рассказали родители уже далеко по окончании войны. В немецкой оккупации мы прожили два года. Помню какой хлеб мы тогда ели, он был в форме кирпичика и верхняя корочка блестела. Она была покрыта какой-то блестящей шелухой. Вкус его был довольно кисловатый. Как он попадал к нам на стол я не знаю, но хорошо помню его вкус.

Во время наступления наших войск на Киев и отступления немцев из Киева, много людей выезжало из города. Наша семья выезжала в Макаров по житомирской дороге. Имущество наше было погружено на две тачки. Тачка, которая была побольше, предназначалась для отца, а которая чуть поменьше для мамы. При выезде из города через Евбаз, я видел автомашины в которые загружали людей. Очевидно этих людей отправляли в Германию. Мои родители каким-то образом объехали эти машины и мы благополучно выехали на Житомирскую трассу.

Особенных приключений по дороге я не помню и даже не знаю, сколько времени мы добирались до места нашего назначения. Но единственное что я хорошо помню, это когда мой младший брат Костя, сидя на тачке отца, пел песню «Ой ты Галю, Галю молодая». А расстояние было более пятидесяти километров.

Когда мы приехали в село с названием Маковище Макаровского р-на, нас поселили в сельской школе. В этом селе жила сестра моей бабушки, которую звали Параска. Довольно часто мне приходилось бывать у этой бабушкиной сестры. Вспоминаю как несколько раз мне приходилось носить молоко от бабушкиной сестры в сельскую управу. Моя бабушка жила в том же селе но на другом его от нашего жилья. И вот однажды вечером, мы услыхали крики моей бабушки, она с возгласом Шура, Шура, имя ее сына, моего отца, подбежала к окну нашей комнаты и упала. Когда ее занесли в комнату и положили прямо на пол у стены, она не могла ничего говорить и хрипела. Через некоторое время она умерла. Очивидно у нее случился инсульт. На следующий день ее похоронили на деревенском кладбище.

Вспоминается мне случай, когда немецкий обоз уходил из села, налетел наш самолет, наверное истребитель, и обстреливал этот обоз из пулемета. Немцы стали быстро прятаться в кусты и ложиться на землю. Все это я видел с пригорка на котором находилась школа в которой мы жили. Когда немцы отступили, прошло некоторое время и в село вошли наши передовые части. В это время мы все были дома.

В школе, в смежной с нашей комнатой, были советские военные и туда пришел человек, который при немцах был старостой. Мы услышали какой-то звук, похожий на то, как будто кто-то стукнул по столу кулаком. Оказывается, это был выстрел из пистолета. Этого старосту расстреляли военные. Когда я вышел из дома то увидел, как человек, наверное знакомый или родственник, тащил его из школы уже мертвого.

Когда пришло время возвращаться в Киев, родители снова загрузили две тачки нашим скарбом и мы таким же образом отправились домой. Особенных приключений по дороге не было, но когда мы подъехали к нашему, его уже не было, он сгорел. Почему он сгорел мы не знали. Отцу пришлось искать какое-нибудь жилье. В те времена многие дома в Киеве не были заселены жильцами. Отец нашел свободную квартиру на третьем этаже четырехэтажного дома на углу улиц Саксаганского и Мало-Васильковской №13/42. Это была комната в коммунальной квартире в 18 квадратных метров. На наше счастье на эту комнату никто не претендовал. Очевидно жильцы, которые жили в этой комнате до войны, не вернулись из эвакуации. Все это было в конце 1943 года. Зима наступила довольно холодная и часто в доме не было воды. Отец брал какие-то сани и мы с ним ехали на стадион и брали воду из какого-то колодца. Туда приходило много людей набирать воду.

Летом 1944 года произошел случай, который я запомнил на всю свою жизнь. В нашем подъезде, на первом этаже, жил со своей семьей военный капитан, который приехал с войны, хотя война еще не закончилась. Его квартиру обокрали, забрали какие-то вещи, причем пистолет, который был в его комнате, остался на месте. В это время мой отец был на рынке, он там покупал огурцы. Когда он пришел домой, его заподозрили в краже, сразу арестовали и увезли в органы. Долгое время его допытывали, требовали признания в воровстве. Не смотря на то что он не признался в воровстве, так как не был виновен, его осудили на целый год. Из тюрьмы он сразу пошел на фронт. Когда отец приехал с войны, слава Богу, живой и невредимый он узнал, что этого капитана обворовали жильцы из этой же коммуналки с первого этажа. В 1944году в мае м-це родился мой младший брат Толя и наша семья составляла уже пять человек.

В сентябре месяце этого же года я пошел в 1-ый класс. Школа моя, № 131 находилась напротив нашего дома. Хотя прошел почти год с того дня, как в Киев был освобожден, война еще не закончилась. Вспоминается случай, когда учительница наша говорила чтобы мы приносили пустые бутылки, и нам объясняли что это нужно для фронта.

На этом заканчиваются мои детские воспоминания.

Спасибо всем, кто рассказал о своих первых воспоминаниях.

А я помню, как я лежала в коляске и родители везли меня по ночной улице, фонари светились и сестрёнка всё время внутрь заглядывала.
Полагаю, что был год с небольшим.. Год и четыре где-то.

Детские впечатления и эмоции формируют многие черты характера и отношение к жизни. Не зря психологи так тщательно копошатся в нашем детстве, ища в нем корни взрослых проблем: неудач с противоположным полом, неуверенности, замкнутости, тотального невезения и даже болезней. Для нас с вами это еще раз подчеркивает важность детского периода в жизни человека и обязывает нас дать своим малышам то, что заложит в них уверенность в своей жизни и «осанку короля».

Первые детские воспоминания

Обычно первые детские воспоминания начинаются где-то с 3х-4х лет. Знает ли кто-нибудь каковы теории на этот счёт, или есть ли у кого собственные предположения? Почему мы себя, как правило, не помним в более раннем возрасте?
Теория в общих чертах такая - при нормальном развитии ребёнка и его отношений с родителями, ребёнок не воспринимает себя как отдельную личность лет до 3х; оттого и воспоминаний "про себя" не остаётся. Более же ранние воспоминания указывают на то, что ребёнок был вынужден "отделится" от родителей раньше срока. Я так понимаю, что это может быть последствием большого стресса, как, например, расставания с родителями. Не могу сказать, что я полностью принимаю эту теорию; возникают вопросы. Но что-то в этом есть.

Группа ученых выяснила, почему большинство взрослых не помнит себя в возрасте 3-4 лет и младше, при том, что маленькие дети хорошо помнят себя с самого раннего возраста. В ходе исследования ученые попросили 140 детей в возрасте 4-13 лет описать три своих самых ранних воспоминания.
Два года спустя тех же детей вновь попросили припомнить три случая из раннего детства и по возможности указать, сколько лет им было в каждом случае, сообщает Daily News & Analysis .
О том, что описанные детьми события на самом деле имели место, подтвердили их родители. Также они попытались самостоятельно вспомнить возраст ребенка в каждом отдельном воспоминании.
Дети, которым в ходе первого эксперимента было 4-7 лет, продемонстрировали очень мало совпадений между воспоминаниями в первом и во втором случае. Это позволяет предположить, что самые ранние детские воспоминания наиболее непрочны и уязвимы.

Ваши первые детские воспоминания - они какие?

Своим героиням я люблю задавать вопрос о первом детском воспоминании.
Некоторые помнят себя в пять лет, у некоторых детские воспоминания начинаются с трех лет, а одна актриса уверяла меня, что помнит себя еще тогда, когда говорить не умела. Человеческая память причудлива.
У кого-то как вспышка, у кого-то - как длинный роман.
Я помню себя четко только со школьных лет. Помню ненавистную серую шапку, которая завязывалась под подбородком, а под нее мама еще закручивала платок для тепла.


О воспоминаниях детства и покрывающих воспоминаниях

Как далеко в глубь детства простираются наши воспоминания? Мне известно несколько исследований по этому вопросу, в том числе работы Анри и Потвина ; из них мы узнаем о существовании значительных индивидуальных различий; некоторые из подвергавшихся наблюдениям относят свои первые воспоминания к 6-му месяцу жизни, в то время как другие ничего не помнят из своей жизни до конца 6-го и даже 8-го года. С чем же связаны эти различия в воспоминаниях детства и какое значение они имеют? Очевидно, что для решения этого вопроса мало добыть материал путем коллекционирования сведений; необходима его обработка, в которой должно участвовать то лицо, от коего данные сообщения исходят.
На мой взгляд, мы слишком равнодушно относимся к фактам младенческой амнезии – утрате воспоминаний о первых годах нашей жизни и благодаря этому проходим мимо своеобразной загадки. Мы забываем о том, какого высокого уровня интеллектуального развития достигает ребенок уже на четвертом году жизни, на какие сложные эмоции он способен; мы должны были бы поразиться, как мало сохраняется обычно из этих душевных событий в памяти в позднейшие годы; тем более, что мы имеем все основания предполагать, что эти забытые переживания детства отнюдь не проскользнули бесследно в развитии данного лица; напротив, они оказали влияние, оставшееся решающим и в последующее время. И вот несмотря на это несравненное влияние они забываются!

Первые детские воспоминания

Я помню, что бежала по бабушкиному огороду в оранжевом сарафане. Как оказалась этот сарафан я носила когда мне было примерно 2 года.

Дедуля мой ушел этой зимой в возрасте 81 года. Оставил после себя мемуары, которые писал с конца 80-х годов. Перепечатываю потихоньку, это живая история. Что со всем этим делать, пока не знаю, но кое-что буду публиковать тут.

Когда началась война, деду было 15 лет. Затем он учился в военном училище, а в конце войны и затем, уже в мирное время, служил в войсках МВД-НКВД.

Перепечатала с небольшим редактированием с рукописи – возможно, есть фактические неточности в названиях. Не проверяла, оставила как есть.

Я, Красноярцев Петр Васильевич, родился 26 сентября 1925 г. по новому стилю, в селе Изобильное Соль-Илецкого района Оренбургской области.

Моя мать, Кудрина Мария Васильевна 1905 года рождения, после родов через 8-10 часов умерла. Мой отец, Красноярцев Василий Петрович, 1904 г. р., в октябре 1925 был призван в ряды РККА, в 44 кавалерийский полк 2 кавалерийской дивизии им. Морозова в г. Оренбург. Меня воспитали бабушки: Красноярцева Дарья Степановна и Кудрина Анисья Алексеевна. До годовалого возраста я жил то у одной бабушки, то у другой, кормили меня коровьим молоком из стеклянного рожка.

Когда мне исполнилось три года, отец демобилизовался их рядов РККА. В этот период в деревне Изобильное шел процесс раскулачивания, а после – высылка кулаков в отдаленные районы страны; началась коллективизация.

Мой отец проработал председателем колхоза им. Цвилинга два с лишним года, после чего его снова призвали в тот же полк РККА.

Отец женился на Донецковой Матрене Ивановне 1908 г. р. и поехал с ней в г. Оренбург, а я остался у бабушки в Изобильном.

Детство с 3 до 7 лет я провел с маминым братом, дядей Кудриным Петром Васильевичем. Он научил меня плавать, рыбачить, резать талы для плетения плетней и самоловок, правильно поливать огород. Я очень любил собирать картошку – дядя Петя давал мне и моему дружку 10 копеек за собранное ведро.

В 1932 г. дядя Петя привез меня в Оренбург к отцу, мы жили на Пушкинской улице, и я даже год ходил в детский сад. Потом мы переехали жить к Зеленому базару, напротив нас был ипподром, и я очень любил смотреть скачки.

В 1930 г. родился мой брат Николай, но через 2 года он умер. В декабре 1934 г. родилась моя сестра Роза.

В 1933 г. я пошел в школу № 6 им. Л. Толстого. До сих пор помню первую учительницу – Марию Давыдовну, старенькую и миловидную, она потратила немало сил, чтобы привлечь меня к успехам в учебе. Когда я пошел в школу, то знал только букву «О». Очень не любил чтение и диктанты, а вот математику и географию очень любил.

В 1936 г. нашу 2 кавалерийскую дивизию перебросили в г. Пуховичи Минской обл.

Мы переехали туда всей семьей. В 1939 г. там родился мой брат Геннадий.

В сентябре 1939 г. при освобождении западной Белоруссии от польских оккупантов, дивизия передислоцировалась в г. Белосток, а полк, в котором служил отец, находился в местечке Супрасль в 10-12 км от Белостока. Конечно, переехала туда и семья отца, но меня, ученика 6 класса, отец проводил в Минск, откуда я один через Москву поехал в Изобильное, чтобы там окончить 6 класс.

Доехал я хорошо. В Москве провел полдня, ездил на двухчасовую экскурсию по метро, катался на «лесенке-чудесенке». Особенно мне запомнились тогда станции «Охотный ряд» и «Маяковская». Вечером поездом отбыл в Соль-Илецк, где меня встретили 30-градусные морозы, а оттуда на лошадях поехал в Изобильное.

В 1940 я закончил 6-й класс, а в августе за мной приехал отец, чтобы забрать в Супрасль. Там в 1941 я закончил 7 класс, там нас и застала Великая Отечественная война…

В Супрасли родился мой брат Владимир. Весной 1941 отца перебросили на новое место службы в Замброво, недалеко от г. Лонжа. Отец был в звании капитана, он командовал 13-м танковым пограничным отрядом. Получив квартиру, 21 июня 1941 г. он приехал за нами в Супрасль, чтобы перевезти в Замброво. Солдаты из соседней части, где раньше служил отец, погрузили наши вещи и мебель в машину. Вечером мы ужинали у командира части полковника Собакина – помню, у него был только один сын Эрик, пятиклассник. Мы поужинали, простились с ними и пошли отдыхать, чтобы завтра утром пораньше ехать в Замброво.

В 4.30 утра 22 июня 1941 г. нас разбудили солдаты. Отец сказал маме, что надо поскорее ехать, немцы бомбят Белосток, затем дал мне 10 рублей и велел купить хлеба. Магазин был в нашем бараке, я постучал к тете Доре – продавщице, - она провела меня через свою квартиру в магазин, и я купил у нее две буханки белого хлеба и двадцать французских булочек. Когда я принес все это домой, отец и мать слегка пожурили меня – зачем я купил так много хлеба, но затем этот хлеб спас нас от голода во время эвакуации.

Около 5 утра мы выехали в Замброво. Доехали до Белостока, туда нас не впустили, и мы поехали в объезд до шоссе на Ломжу. Немцы наступают на нее, а мы едем прямо к ним в лапы, навстречу нам бегут женщины, дети, попадаются и мужчины, все ругают нас: «Куда вы едете?!» По дороге нас 2-3 раза обстреляли с самолета, на обочине мы видели подбитую машину, там шофер и отец заправили наш автомобиль бензином, и мы поехали дальше, на запад.

Через некоторое время впереди мы увидели горящее село, слышались взрывы, а навстречу нам бежали люди, особенно много было народу еврейской национальности. Нас догнала какая-то военная машина, отец ее остановил, поговорил с сидевшим в ней майором, потом быстро подбежал к нам, обнял и поцеловал, дал маме денег на дорогу и велел нам ехать в Белосток, а оттуда – домой, на родину в Оренбургскую область, село Изобильное.

Сам он быстро сел в машину майора, и они поехали туда, где горело село, откуда бежали люди, в самое пекло.

Отец пропал без вести, думаю, что он погиб почти сразу после нашего расставания.

К середине дня мы на машине, груженной нашими вещами, подъехали на товарную станцию г. Белосток. Подойти к поездам, на которых эвакуировали людей, было невозможно. Была жуткая паника. Прошел слух, что через час немцы будут в Белостоке. Все бегали, кричали, ждали составы для эвакуации.

Через некоторое время подали состав из товарных вагонов, я слышал крик и ругань, подойти к вагонам для посадки было невозможно, людей было несколько тысяч, и эти сорок вагонов были просто мизером для всех беженцев, находящихся на платформе и рядом с ней…

Не знаю и не помню, как я пролез под платформой, высотой она была чуть больше метра. Я пролез под составом и увидел вагон с лесенкой и открытой дверью, а в нем – никого. Две-три минуты – и я уже стоял у нашей машины, сказал маме и шоферу дяде Коле о том, что я видел пустой вагон.

Переживал только об одном – как мама с братишкой Вовой подлезет под платформу? Но все получилось, и очень быстро, второпях мать взяла две пуховые подушки, одеяло и две сумки с хлебом и продуктами. Мы быстро проползли под платформой, затем под составом, влезли в вагон и сели в углу на стол. Тут дверь открылась, ввалилось человек 30, в основном женщины и дети, под давлением толпы они повалились на пол, в этот момент поезд тронулся. Я видел, как мужчина и женщина провалились между платформой и вагоном, а поезд набирал скорость, крик о помощи заглушили грохот состава и шум в вагоне…

Позже нам сообщили, что вскоре после нашего отъезда Белосток был в руках фашистов.

Мы ехали в сторону г. Барановичи. По дороге ночью и днем нас несколько раз обстреливали с самолетов Хенкель-13. Когда велся обстрел, поезд останавливался, многие выбегали из поезда… По ним стреляли. Так было несколько раз за сутки.

Когда мы проезжали Барановичи, я видел ночной бой, видел, как наши прожекторы взяли в пучок фашистский самолет, как стреляли по этому самолету трассирующими пулями – и мимо… Меня сильно разочаровало увиденное, недавно я смотрел фильм «Если завтра война» и не мог поверить, что наши ворошиловские стрелки мазали.

Ночь была очень тревожная, наш поезд часто обстреливали, бросали над нами светящиеся ракеты, один вражеский самолет изрешетил несколько последних вагонов – я видел утром, как оттуда выносили тела погибших и много раненных. Наш вагон был в середине, нам повезло.

Наш состав с эвакуированными подъезжал к Минску. Там я увидел, как два наших истребителя посадили фашистский самолет на поле. Все, кто видел, очень радовались этому. Минск горел, ничего не было видно – все в дыму, люди, сидевшие в вагонах, хмурились, не было видно ни солнца, ни неба.

Когда мы подъезжали к Смоленску, нас опять обстреляли с самолетов, и снова в лес бежали люди, по ним стреляли, и мне, 15-летнему юноше, было совсем не понятно – как немцы могли бомбить Смоленск, быть здесь, под Смоленском, все вертелось и крутилось в голове – как, почему в такой водоворот попали мы, наша страна?

От Смоленска нас направили южнее Москвы, Москва была занята оборонительными работами, ей было не до нас. Нас везли в Саратов. И только за день до прибытия в Саратов нас перестали обстреливать. Хорошо, что на наш эшелон не было сброшено ни одной бомбы, а то были бы большие человеческие жертвы.

Перед Саратовым на станциях нам давали хлеб, макароны, чай – это была большая радость для людей, не видевших хлеба по две недели, люди страдали от голода, болели. Воды тоже не хватало.

Примерно 5-6 июля наш эшелон прибыл на станцию Алтата, это несколько километров за г. Энгельс Саратовской обл. Там всех людей переписали, разбили на группы и отправили по селам и деревням работать в колхозы и совхозы, нашей семье (5 человек – мама, я, Роза, братья Геннадий и Владимир) купили билет до станции Цвилинга Соль-Илецкого р-на. Оттуда до Изобильного 10 км. Дали нам продуктов на дорогу.

Отец, когда я рано утром 22 июня накупил хлеба, ругал меня – мол, много купил, через 3 часа мы уже будем на новом месте жительства. А этот хлеб спас нас от голода в дороге. Мама делили хлеб между нами, первые 2-3 дня у нас было еще немного сливочного масла. Потом остался один сахарный песок – мы его тоже съели через неделю, а потом ели только булочки с водой, которую я доставал на остановках. Был случай на станции Сухиничи, через которую мы проезжали. Поезд остановился, нам сказали, что он будет стоять часа три. Мама дала мне денег, и я побежал на станцию что-нибудь купить поесть, было около 3-х часов ночи.

Когда я нашел там столовую, то купил макароны и десять котлет, все это было у меня в большом блюде. Как радовалось мое сердце, что сейчас я накормлю всех котлетами! Увы. Когда я подошел к путям, нашего эшелона не было, он уехал на другую станцию – Сухиничи-2, на расстояние 7-8 км. Мне и другим отставшим сказали, что там он будет стоять 3-4 часа. Все бросились бежать по рельсам.

Босой, в пальто, но без шапки, с блюдом, в котором были котлеты и макароны, я побежал по рельсам в Сухиничи-2. Народу отстало много, в основном женщины, старики и дети. Начался рассвет. Мы не дошли пару сотен метров до железнодорожного моста через небольшую речку – нас остановили часовые. «Стой! Назад!» - кричали они, но толпа напирала. Тогда они дали вверх два предупредительных выстрела, все остановились и затем повернули в сторону простого деревянного моста, по которому хотели обойти железнодорожный. Когда мы дошли до моста, то увидели сваи, на одних лежало длинное бревно, скобами прикрученное к сваям. Мы начали переход, первые шли осторожно, чтобы не раскачивать бревно, человек 20 прошли нормально, потом некоторые стали падать в реку. Многие, в том числе и я с макаронами и котлетами, передвигались сидя. Некоторые перебирались вплавь.

Когда я нашел свой вагон, мама очень плакала, называла меня спасителем нашей семьи, дала сестре и брату котлеты… Они впервые за последние дни почувствовали, что наелись. Радость и счастье были на лице мамы, из глаз текли слезы. Через час мы поехали дальше, на восток.

Еще был забавный эпизод, по дороге домой в г. Уральске я встретил девушку Таю, с которой учился в школе в г. Пуховичи… Она тоже эвакуировалась со своей семьей.

На станции Цвилинга, куда мы прибыли наконец, жили сестра и брат мамы, мы остановились у них. Утром я пошел пешком в Изобильное. Бабушка обняла меня, плакала, не веря, что мы вернулись из Белоруссии живые и невредимые…





Copyright © 2024 Развлечения. Стиль жизни. Светская хроника. Наука. Космос. Общие знания. Окружающий мир.